Связь между военными и политическими учреждениями в Римской республике

В течение всей славной поры существования древних народов, войско было в то же время и гражданской общиной. Один и тот же человек был и солдатом, и гражданином; никто не думал делать из военной службы ремесло. Сама разница между обязанностями гражданина и обязанностями воина, между управлением в мирное время и командованием во время войны едва намечалась. Сражались точь-в-точь так же, как и подавали голоса: в бою стояли в том же порядке, в каком и на народных собраниях. Одни и те же люди облечены были властью в государстве и в войске. Магистратура и военное командование представляли собой одно и то же. Цари и консулы были военачальниками так же, как правителями и судьями.

Возьмите римское общество в первые века его существования: войско было устроено тогда совершенно так же, как и это общество, один и тот же организм действовал и в жизни гражданской, и в жизни военной. В эту эпоху господствовали патриции: эта каста на все накладывала свои правила, свою религию, свой дух. Патрицианская община представляла собой совокупность нескольких сот патриархальных родов или gentes, которые еще раньше сгруппировались в курии и трибы. Каждая из этих групп, даже после того как вошла в состав общины, представляла собой отдельное тело: каждая имела своего главу, который назывался pater или curio; каждая имела свои маленькие собрания, свои религиозные праздники, свои алтари, свой суд. Все эти отдельные тела, соединившись в своего рода федерацию, составляли гражданскую общину. Соединение их глав или patres составило сенат; соединение родов в полном составе образовало куриатные комиции; царь был верховным главой этой конфедерации.

Такой организации, в одно и то же время политической и религиозной, соответствовала совершенно подобная ей организация военная. Как гражданская община делилась на три трибы и на тридцать курий, так и войско делилось на три корпуса и тридцать отрядов, носивших те же названия. Каждый человек занимал одно и то же место и в бою, и в гражданской общине. Подобно тому, как в комициях того времени подача голосов происходила по родам и по куриям, точно так же по родам и по куриям строилось войско, чтобы идти в сражение. Каждая из этих групп сохраняла свое единство как на войне, так и в жизни гражданской и политической. Войско было собранием не отдельных лиц, распределенных на отряды случайно или по каким-нибудь особым, чисто военным правилам, но маленьких тел, организованных заранее по тем принципам, которые легли в основу устройства гражданской общины.

Когда начиналась война, то вот как, по всей вероятности, происходило дело. По призыву царя, каждая gens являлась вооруженная из того округа, который она занимала на территории общины. Различные gentes, принадлежавшие к одной и той же курии, соединялись вместе; точно так же соединялись курии одной и той же трибы; наконец, все три трибы составляли легион, единственный легион того времени. Конница устраивалась точно таким же образом. Каждая gens доставляла одного всадника; десять всадников одной и той же курии составляли маленький отряд, называвшийся decuria, а десять декурий образовывали сотню (centuria). Три центурии всадников соответствовали трем трибам и носили одинаковые с ними названия.

Начальство в войске было то же, что и в гражданской общине. В каждой группе военное начальство принадлежало тому же человеку, который был гражданским и религиозным главой. Cens шла под командой своего pater'а, курия – своего куриона, триба – своего трибуна. Царь – верховный глава гражданской общины, был верховным вождем и войска.

Это войско древнейших времен представляло собой точный слепок государства. Каждый гражданин был воином, и среди воинов были только граждане. Можно быть почти уверенным, что плебеи, которые не принадлежали еще к гражданской общине и не имели никаких гражданских и политических прав, не входили также и в состав войска, по крайней мере его регулярных отрядов; но клиенты, которых в это время не надо смешивать с плебеями, и которые были наделены гражданскими и политическими правами, участвовали в войне так же, как и в комициях...

Действительные перевороты происходят медленно. Тот же переворот, который привел к падению патрициата, начался еще при последних царях и закончился лишь по истечение двух веков. Первым актом этого переворота является военная реформа.

Известно, что Сервий Туллий1 учредил классы и центурии. Оба эти слова являются военными терминами. Классы представляли собой не что иное, как отряды пехоты, отличавшиеся друг от друга главным образом вооружением. Их было пять; над классами стояла конница, ниже их – несколько отрядов легкой пехоты, очень плохо вооруженной. Каждый класс занимал свое определенное место в бою, каждая центурия имела свое знамя. В класс зачислялись молодые люди, достигшие того возраста, когда они становились способными носить оружие: в него поступали с семнадцати лет и выходили шестидесяти. Каждый класс разделялся на две группы по возрасту; более молодые составляли действующую армию, более пожилые – резерв, предназначенный для защиты города.

Сервий таким образом лишь уничтожил древние кадры войска и заменил их новыми. Вместо триб, курий и gentes, воины стали делиться на полки и отряды. На первый взгляд это было лишь преобразованием военного строя, но последствия его скоро сказались и на строе политическом.

Действительно, начиная с этого времени, патриций уже более не господствовал в войске на том же основании, на каком он господствовал в своей gens или в своей курии. Он не собирал уже более вокруг себя своих клиентов, чтобы вести их в бой, как он их вел для подачи голоса в куриатные комиции. Само собой разумеется, что вождями классов и центурий делались не по рождению. Таким образом патриции потеряли свою военную власть. А вследствие этого изменилась сама природа войска, его устройство, дух и даже привычки. Положение в войске уже определялось теперь не рождением, а богатством. Всякий землевладелец участвовал в войне. Известный размер имущества обусловливал зачисление в конницу; другими размерами определялось поступление в тот или иной класс пехоты. Имевшие всего лишь каких-нибудь несколько тысяч ассов зачислялись вне классов в отряд легковооруженных (velites). Наконец, те, у кого совсем ничего не было, так называемые proletarii, не входили вовсе в состав войска.

Такая связь между размерами имущества и военной службой кажется нам теперь странной; она совершенно противоречит современным понятиям и привычкам. Но она, без сомнения, вполне соответствовала понятиям древних, так как мы ее находим во всех гражданских общинах Греции и Италии. В истории каждой из них был период, когда класс богатых людей, или, точнее, класс землевладельцев, один нес тяжесть военной службы. Это зависело, может быть, от того, что отечество было для древних не отвлеченным существом и идеальным понятием, а совокупностью вполне реальных и жизненных частных интересов; поэтому казалось вполне естественным, чтобы участие в военной повинности каждого человека соответствовало степени и количеству его интересов, связанных с общиной.

Реформа Сервия была делом царя, враждебно относившегося к патрициям. Полвека спустя, в 510 г., патриции взяли верх, изгнали Тарквиния Гордого и уничтожили царскую власть. Казалось бы, что после этого они могли уничтожить неблагоприятное для них военное устройство, восстановив древнее патрицианское войско. Но, без сомнения, отнять оружие у тех, кто им уже владел, было не так легко, а может быть, патриции не осмелились расстраивать войско ввиду многочисленных врагов, окружавших Рим. Как бы то ни было, патриции оставили нетронутой организацию классов и центурий.

С этих пор установилось противоречие между природой государства и войском. Государство, как понимали его патриции, представляло собой совокупность патрицианских gentes с исключительно патрицианским сенатом, с патрицианскими консулами и авгурами, наконец, с народным собранием, в котором патриции имели исключительное преобладание. Войско же, наоборот, являлось совокупностью отрядов, на которые люди распределялись по их имущественному положению без различия касты и независимо от их происхождения. Этим несогласием военных учреждений с учреждениями политическими и объясняется, почему владычество патрициев оказалось довольно кратковременным.

Войско, чувствуя свою силу, тотчас же стало предъявлять известные требования, которым сразу же пришлось уступить. Войско стали созывать не только для того, чтобы вести его на войну, но и для того, чтобы совещаться с ним. Его собирали на Марсовом поле, что и послужило началом народного собрания по центуриям (comitia centuriata). Собрание это представляло собой не что иное, как войско. Это видно уже из того, что центуриатные комиции созывались военной трубой; они собирались на обычном месте военных упражнений вне города, так как по закону вооруженный отряд не мог собираться в стенах Рима. Каждый являлся с оружием, как будто бы дело шло о походе; стояли не вразброд и кое-как, но в боевом строю, по когортам и центуриям: каждая центурия имела во главе центуриона и свое знамя. Наконец, граждане старше 60-ти лет не участвовали в этих комициях, также как и в войске. Это войско выбирало себе вождей, которые были в то же время и магистратами гражданской общины; оно же голосовало и законы.

Как могло при этих условиях сохраниться господство патрициев? Община и войско были построены по двум совершенно различным схемам. Учреждения общины стояли в противоречии с учреждениями войска. Напрасно патриции принимали некоторые меры, чтобы удержать войско в прежней зависимости. Напрасно постановили они, что решение центуриатного собрания не будет иметь законной силы до утверждения его патрицианскими куриями. Как, в самом деле, можно было не считаться с определенно высказанной волей вооруженного народа? Отказ патрициев в утверждении решения центурий делал очевидным противоречие в учреждениях; в подобных случаях учреждения не могли больше правильно действовать, и анархия овладевала общиной. В очень скором времени патриции оказывались вынужденными уступить; и делая уступку за уступкой, они кончили тем, что утратили свои привилегии и всю свою власть.

Но тот строй, который заменил собой господство патрициев, не был вовсе демократией. Аристократии по рождению наследовала аристократия богатства. Тут опять с полной очевидностью выступила связь между военным и политическим строем. Войско было устроено на основании имущественного ценза: класс бедняков был исключен из него; средний класс представлен был в нем довольно ограниченным числом отрядов; классу богатых людей исключительно принадлежала конница и добрая половина пехоты. Когда это войско превращалось в народное собрание, то и в этом последнем граждане распределялись и голосовали по отрядам, и каждый отряд подавал лишь один голос. Отсюда вытекало то, что богатым людям принадлежало большинство голосов; средний класс голосовал только в том случае, когда богатые не приходили к соглашению между собой, а бедняки не голосовали вовсе. Следствием такого порядка явилось в конце концов преобладание богатых в политическом строе подобно тому, как они преобладали в строе военном...

Около 300 г. до Р. X. победа богатого класса была уже полной, и он окончательно вытеснил патрициев из управления общиной. На первый взгляд римское государственное устройство стало тогда демократическим, так как по закону все были равны, каждый мог подавать голос, сделаться сенатором и даже консулом. На самом же деле, это была аристократия, так как в центуриатных комициях результат голосования всегда зависел от класса богатых, и даже в комициях по трибам, которые кажутся более демократическими, землевладельцам принадлежал 31 голос из 35.

В это время войско не разделялось более на классы и центурии. Легион состоял из воинов трех родов, отличавшихся друг от друга возрастом, временем службы и военными качествами; это были hastati, principes и отборный отряд триариев (triarii). Каждая из этих групп подразделялась на манипулы. На левом и правом крыле помещалась конница и велиты (легковооруженные). На первый взгляд такое устройство войска было вполне демократичным, на самом же деле оно является по-прежнему аристократическим. Пролетарии, как и раньше, исключены из войска. Люди малоимущие могут попасть разве только в отряд велитов, не пользовавшийся большим значением и имевший мало цены в войнах того времени. В пехоту легиона принимаются лишь люди, имевшие известное состояние. Что же касается конницы, то, чтобы попасть в нее, нужно было обладать состоянием не менее миллиона ассов (в ту эпоху, когда ценность асса равнялась 2 унциям меди). Наконец, в составе конницы было шесть отборных отрядов, пополнявшихся исключительно патрициями, знатными сыновьями сенаторов.

Сравните такое устройство войска со строем государства. Во главе государства мы находим сенатскую знать, состоящую из патрициев и из плебеев, которых сделало знатными занятие курульных должностей; в войске эти же люди составляют шесть первых отрядов конницы. В государстве второе место занимает класс, состоящий из торговцев, банкиров, спекуляторов, откупщиков и кредиторов государства; в войске этот класс составляет конницу; и именно с этого времени класс богатых людей получает название сословия всадников. В государстве третье место занимает средний класс, состоящий преимущественно из землевладельцев. Люди этого класса не могут надеяться попасть ни в сенат, ни в магистратуру, но им принадлежит большинство голосов в народных собраниях по центуриям и по трибам; в войске они составляют пехоту легиона, отличающуюся лучшим вооружением и лучшей дисциплиной. Наконец, в государстве на последнем месте стоит класс бедняков или пролетарии, которые по закону как будто бы пользуются политическим равенством, но в комициях присутствуют лишь для формы, т. е. в сущности как бы отсутствуют; этот класс отсутствует и в войске или же представлен в нем незначительным отрядом велитов. Таким образом аристократия, управляющая государством, наполняет собой и войско: войско и государство составлены из одних и тех же людей и построены на одних и тех же основаниях.

Такое полное согласие между военными и политическими учреждениями продолжалось приблизительно с 300 г. до 150 г. Этим объясняется, почему в римском государстве в эту эпоху было гораздо меньше волнений и смут, чем в предшествующую. Это было именно то время, когда Рим пользовался наибольшим внутренним спокойствием, а его войско имело больше всего силы, дисциплины и успеха.

Аристократия богатства управляла Римом до 150 г. до Р. X. Направляя постоянно политику в угоду своим частным интересам и торговым спекуляциям, накапливая постоянно в своих руках государственные земли, а также земли завоеванных провинций, пользуясь всеми выгодами римского владычества, этот класс достиг, наконец, того, что разбогател сверх меры; ниже его образовалась огромная масса населения ничем не занятого, нищего, ленивого, продажного и испорченного. Значительные неудобства такого положения успели уже обнаружиться к 150 г. Народная масса поднялась вдруг, недовольная и страждущая, и встала лицом к лицу с олигархией; тогда-то появились первые признаки близкого крушения этого правления богатых людей...

Чтобы выйти из такого положения, римское общество пошло по пути обратному тем путям, которыми совершались предшествовавшие реформы. На этот раз не народ перестроил войско, а войско стало главным фактором нового преобразования. История образования империи начинается с военной реформы. Первая мера, принятая Марием в качестве консула, состояла в изменении устройства и состава войска;2 ничто, впрочем, не показывает, что он имел при этом в виду какой-нибудь политический расчет. Дело в том, что средний класс, истощенный завоеваниями и обессиленный нищетой, не мог более поставлять достаточное количество людей для пополнения легионов; Марий и призвал бедняков и открыл доступ в легионы пролетариям.

Прежние требования имущественного ценза были уничтожены. Не нужно было уже более ценза ни для всадника, ни для легионера. Каждый мог сделаться, соответственно своим способностям, велитом, легионером или всадником. Войско сделалось вполне демократическим, зато оно перестало с этого времени быть точным изображением государства; скорее наоборот, по своему составу, привычкам и духу оно явилось чем-то противоположным гражданской общине. В государстве был республиканский и аристократический строй; в войске – равенство всех и бесприкословное повиновение приказаниям единого вождя, т. е. строй монархический.

Кроме того, Марий принимал добровольцев. Такой способ набора, примеров которого не было раньше за исключением немногих критических моментов, противоречил основным началам римской республики. До Мария человек делался воином не потому, что ему этого хотелось, а потому, что он был обязан: всякий, зачисленный в класс, уже в силу этого являлся воином и на призыв консула должен был откликнуться; одним словом, он делался воином в силу закона по одному тому, что он был гражданином. Со времен Мария призыв по закону мало-помалу исчез; воином становился всякий желающий и не в силу того, что он был гражданином, а потому, что он имел влечение к военной службе.

С тех пор военная служба перестала быть долгом по отношению к государству и превратилась в ремесло, в способ прокормиться и даже разбогатеть благодаря жалованью и в особенности добыче. Пролетарии стали поступать в войско толпами. Они имели отвращение к труду, но не к войне. Если война и требовала иногда трудов, то во всяком случае меньших, чем земледелие или ремесло; кроме того она удовлетворяла страстям и в особенности алчности.

Эти пролетарии, сделавшись воинами, стали тяготиться жизнью гражданина. У них развились вкусы, интересы, потребности, далеко не свойственные гражданину. Они так резко отделились от граждан, что скоро название "квиритов" стало казаться им оскорбительным. Они были более привязаны к своему знамени, чем к отечеству. Эти солдаты, для которых война была средством обогащения, ожидали всего от своего вождя, так как только их вождь раздавал им подарки, чины, награды, деньги и земли, которые можно было обратить в деньги. Естественно, они ненавидели того, кто давал мало, и любили того, кто оказывался щедрым. К своему командиру они чувствовали точь-в-точь такую же преданность, как в былые времена граждане к своей родине: их судьба была связана с судьбой военачальника. В их интересах было сделать его всемогущим в Риме, так как в этом случае в его распоряжении окажется много золота и земель для раздачи; в их интересах было сделать его главой государства, так как, овладев республикой, он мог дать в ней место и своим солдатам.