Добавить в Избранное

Древний Рим: Республика

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Обряды

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

Между жизнью и смертью

В Древнем Риме знания по лечению некоторых болезней передавались в каждой семье из поколения в поколения. Обычно это были названия целебных трав, сиропы, настойки и мази, употребляемые при простуде, температуре, кашле. Использовался так же метод аборта и противозачаточные средства, хотя аборт был запрещён и делавший его, при поимке, высылался из Рима с полной конфискацией имущества. Большое применения получили магические амулеты от сглаза, в силе действия которых жители не имели никаких сомнений. Использовали также, так называемые, любовные фильтры и практиковали заклинания типа вуду со сжиганием на огне восковых и глиняных фигур.

Поэтому, к врачам (ими обычно являлись слуги или даже рабы, которых в последствии сменили греческие учёные), древние римляне обращались в самый последний момент, когда болезнь заходила очень далеко. Это приводило к тому, что основная часть пациентов умирала. Практически, в тот период предназначением врача было не лечить, а сопровождать умирающего больного, стараясь как можно больше облегчить его страдания. Врач, часто находился у изголовья своего бывшего пациента и составлял все необходимые юридические документы о происшедшей смерти.

Интересно отметить, что ювелиры того времени производили, помимо прочего, золотые коронки для зубов. По закону, это было единственное золото, которое могло сопровождать граждан после их смерти.

Древние римляне представляли свою смерть с большим страхом, поэтому в противовес этой печальной неизбежности они старались, как можно больше есть и развлекаться, как бы говоря тем самым: "Видишь, я ещё жив!" В обеденных залах часто выставлялись настоящие скелеты, чтобы постоянно напоминать присутствующим о той участи, которая никого не обходит стороной. Эта традиция дошла до средневекового периода.

Смерть для древних римлян являлась публичным фактом, в котором принимали участие родственники умирающего и весь социальный клан, в котором он жил. Поэтому важным элементом являлся последний эффект оставленный умирающим. Многие римские императоры умирали при полном убранстве со словами величия на губах.

После смерти одного из членов семьи, близкие родственники должны были закрыть ему глаза и поцеловать умершего. Таким образом, считалось, что дух покойного переходил к ним. После этого ритуала можно было приступать к траурной церемонии, которая обычно начиналась с причитаний и плача об усопшем. Во многих районах юга Италии до сих пор действует эта традиция.

Детская смертность во времена Римской Империи была очень высокой, 30-40% умирало, не достигнув одного года, а 1/3 - до 10 лет. Возможно, именно из-за такой большой смертности древнеримское общество привыкло к ней и детей (как бедняков) хоронили на общественном кладбище без каких-либо церемоний, что имело название funus tacitum. Это происходило обычно ночью. Детей, умерших до трёхлетнего возраста хоронили под фундаментом родительского дома и не носили по ним траур.

Знатных римлян после смерти натирали бальзамными маслами, одевали в дорогие одежды и выставляли для всеобщего прощания в одном из богато убранных залов. В знак траура гасили огонь во всём доме и вывешивали на воротах листья кипариса, римской сосны или платана. Интервал с момента смерти до погребения мог быть самым различным. Так, например бедняка хоронили в тот же день, а император находился в траурном зале около недели.

В первых рядах похоронной процессии шли музыканты с флейтами. За ними - женщины, оплаченные для крика и рыданий, мимы, танцоры и коляска с imagines предков. Имаджинес предков - были рабы одетые в одежду давно умерших родственников покойного. На лице у них красовались маски с изображением этих родственников. И только в конце несли открытый гроб, за которым следовали родственники, друзья и свободно наёмные слуги. Если умерший занимал важный государственный пост, похороны начинались от центрального Форума.

Захоронение происходило вдоль больших дорог за городскими стенами. Перед этим произносилась прощальная речь, а затем приступали к сожжению трупа на костре. Кости и пепел собирались в специальную урну, которую устанавливали в сооружённый на месте надгробный алтарь с высеченным именем. Нередко вокруг него разбивали настоящий сад. Для бедняков надпись на могиле являлась единственным следом, оставленным ими в истории.

Траурные церемонии не проводили по самоубийцам, покончивших со своей жизнью через повешение. Все остальные были погребены с теми же почестями, которые их ждали ли бы в случае "нормальной" смерти.

0

2

Римская свадьба

(Поль Гиро. Частная и общественная жизнь римлян)

Месяц тому назад Мамурра звал меня на свадьбу одного из своих друзей из знаменитого семейства Фабиев, который брал в жены девушку из рода Метеллов. Это была настоящая патрицианская свадьба, поэтому, придя к Метеллу, мы нашли вестибюль дома наполненным массой людей, которые толпились даже на улице. Не без труда пробрались мы в атриум, а оттуда в перистиль.

Затерявшись в толпе, я слышал, как кто-то рассказывал об обручении. Оно происходило у Метелла в присутствии обоих семейств и их друзей в первом часу дня (шесть часов утра) — час самый благоприятный для обручения. Юрист Антистий Лабеон был распорядителем; он непременно хотел, чтобы обручальный акт был записан, хотя совершенно достаточно было бы и словесного уговора. Он заметил важно Метеллу: «Обручение, как и свадьба, могут быть совершены только по добровольному соглашению обеих сторон, и девушка может воспротивиться воле отца в случае, если гражданин, которого ей предоставляют в качестве жениха, имеет позорную репутацию, вел или ведет дурную жизнь. Имеешь ли ты, дитя мое, сказать что-нибудь по этому поводу? Ты не отвечаешь? В таком случае мы пойдем дальше, предполагая, что если девушка не сопротивляется открыто, значит, она согласна». Подписавши акт, Фабий предложил своей невесте, как залог заключенного с ней договора, железное кольцо, совсем гладкое и без всяких камней. Метелла приняла его, и в знак сердечного единения, которое отныне должно царствовать между ней и Фабием, она надела кольцо на предпоследний палец левой руки, потому что в этом пальце, говорят, есть нерв, соединяющий его с сердцем.

Кто-то другой сделал замечание, что раньше не устраивали свадеб, не совершивши предварительно ауспиций.* Но уже давно этот обычай вышел из употребления, и если теперь молодая римлянка и обращается еще к богиням Camelae, покровительницам невест, то уже благочестие не заставляет их, как прежде, идти накануне свадьбы с матерью или какой-нибудь родственницей в храм, чтобы провести там ночь в ожидании какого-нибудь оракула. Теперь один из жрецов, который должен был бы присутствовать при вопрошании воли небес, приходит только для формы сообщить, что не было никаких неблагоприятных ауспиций, и этим все довольствуются.

Разговор этот был прерван молодой Метеллой, которая пришла в сопровождении своей матери. Она может быть названа типичной римской красавицей: это была блондинка с низким лбом, маленьким орлиным носом, черными и очень быстрыми глазами, над которыми дугою идут брови, начинающиеся чуть не у самых щек и почти сросшиеся на переносице, с маленьким ротиком, щеками цвета роз и лилии, маленькой ножкой, белой и длинной рукой, пальцы которой, округленные и слегка приподнятые в концах, украшены розовыми ногтями.

Особенный блеск красоте Метеллы, которой было 14 лет, придавал костюм новобрачной: на ней было гладкое белое одеяние, длинное, ниспадавшее до самого пола, а сверху грациозно накинутая на голову palla, которая окаймляла ее лицо, оставляя на лбу открытыми волосы, разделенные пробором на две пряди. Это обычный костюм матрон, только причесана была новобрачная и palla на ней была надета так, как у весталок, в знак ее чистоты и невинности. Разница была лишь в цвете palla, которая у Метеллы была не белая, а цвета шафрана или скорее желтоватого пламени, вследствие чего такая одежда называется flammeum. Такая palla, предназначенная исключительно замужней женщине, служила ей как бы покрывалом, откуда и само название патрицианской свадьбы nuptiae (от nubere — скрывать [1]). Обута была новобрачная в башмаки также желтого цвета.

Гражданская власть не вмешивается в подобного рода браки; но того же нельзя сказать о духовной власти. Pontifex Maximus и фламин Юпитера занимали почетное место на этих свадьбах и освящали их. Этих жрецов ожидали, прислушиваясь, когда наконец пучки прутьев застучат в дверь и возвестят об их приходе. Они тотчас были введены в sacrarium, куда за ними последовали будующие супруги, их родители, а также 10 свидетелей, как того требовал закон. Метелл приказал открыть перистиль для всех, и толпа заполнила портики.

__________

* Предсказание будущего по полету птиц.

[1] О женской одежде см. гл. VI, ст. 1-ю. История Рима.

Фабий и Метелла поместились в кресло с двумя сидениями, оно было покрыто шкурой овцы, принесенной в жертву. Фламин положил правую руку девушки в правую руку юноши и произнес священные слова, означавшие, что жена должна быть приобщена к имуществу мужа и его святыням. Затем он принес Юноне, покровительнице браков, жертву с возлияниями из вина с медом и молока. Среди жертвенных предметов был между прочим пшеничный хлеб, называемый far, который приносила новобрачная. От этого хлеба far и произошло название такого рода брака — confarreatio. Во время жертвоприношения печень жертвы бросалась к подножию алтаря в ознаменование того, что всякие огорчения должны быть изгнаны из этого супружества.

Метелл сделал своей дочери свадебный подарок: дал ей полное приданое, драгоценные камни, ожерелья. Этот подарок был делом его щедрости, но в условиях, записанных на свадебных табличках, сказано было, что Метелла принесет с собой миллион сестерций (обычное приданое девушек из хорошей семьи), причем эта сумма должна быть уплачена в три срока; первая же часть в самый день свадьбы [1]. По выходе из sacrarium'а обе семьи вместе с десятью свидетелями и авгуром заперлись, чтобы заняться этим делом. Согласно весьма распространенному обычаю, Метелла приносила с собой в дом также и раба, известного под именем приданного раба. Вслед за этим таблички, на которых был написан брачный договор, помещены были в государственный tabularium, а копия с них в tablinum дома.

Толпа медленно расходилась. Я последовал за ней и дошел до форума, как вдруг встретил многолюдную процессию, отправлявшуюся в преторский трибунал. Это два плебейских семейства, которые собирались породниться посредством брака молодых людей, шедших во главе толпы.

__________

[1] «Если бы все богатые люди брали так же, как я, дочерей бедных граждан, то в нашем государстве было бы больше согласия, мы бы возбуждали меньше ненависти, а наши жены, удерживаемые страхом наказания, не разоряли бы нас своей расточительностью. Они старались бы хорошими качествами возместить недостаток приданого и поэтому стоили бы больше, чем теперь. Жена не приходила бы к тебе говорить: приданое мое более чем удвоило твое имущество, ты должен мне давать пурпурные ткани, драгоценные камни, рабов, мулов, возниц, слуг, которые бы следовали за мной, еще слуг для посылок, повозки для разъездов... Бешеные расходы сопровождают обыкновенно большое приданое. Жена, которая ничего не принесла, подчинена мужу, но жена с богатым приданым — это бич, это несчастье». (Плавт «Aulularia» 434 и след.).

Плебейский брак представляет собой куплю (coemptio). Муж покупает себе жену, которая по закону становится его рабой. Ее продает отец или опекун в присутствии магистрата, пяти свидетелей из римских граждан и libripens'a — буквально, свободного весовщика, т. е. без пристрастного посредника, который присутствует при всякой купле-продаже. В данном случае продажа чисто фиктивная, так как цена продаваемой женщины всего один ас.

Вот оба семейства предстали пред претором. Первая формальность — взаимное согласие сторон; оно необходимо для обручения и, следовательно, тем более для брака. «Женщина, — говорит жених, — хочешь ли ты быть матерью моего семейства?» «Хочу», — отвечает она; потом в свою очередь спрашивает жениха: «Хочешь ли ты быть отцом моего семейства?» «Хочу», — отвечает тот. Чтобы напомнить молодой девушке о ее новой зависимости, муж слегка разделяет ей волосы дротиком и проводит острием шесть раз по голове.

Несколько молодых людей подошли затем к женщине, сделали вид, будто хватают ее силой, и отправились с новобрачной в дом ее мужа, куда и пронесли ее, не коснувшись порога.

По дороге они остановились на первом перекрестке перед одной из открытых ниш, которые часто встречаются в таких местах; молодая женщина достала из-за пазухи кошелек, вынула оттуда ас и предложила его ларам перекрестка, после чего процессия продолжала свой путь.

Женщина, вышедшая замуж таким браком (coemptio), не приобщается к культу пенатов своего мужа, святилище которых составляет самое сокровенное место в доме. Этот брак юридически ставит ее в положение рабыни, так что она имеет право чтить только общественных ларов — божества, покровительствующие рабам. Она, впрочем, должна сделать также приношение и ларам домашнего очага, тоже в виде аса, который она, по странному обычаю, приносит в день свадьбы в своей обуви.

Таковы обряды плебейской свадьбы. Но свадьба патрицианская не кончается церемониями confarreatio; остается еще церемония введения новобрачной в дом супруга. Мамурра снова пришел за мной, чтобы присутствовать на этом зрелище. Я остановился перед домом, украшенным гирляндами из зелени и цветов, двери его были убраны белой материей. Это было жилище Фабия. Против входного коридора, в глубине atrium'a возвышалась великолепная постель, покрытая ковром из тирского пурпура с золотым шитьем. Вокруг постели стояло шесть статуй богов и богинь, покровительствующих браку.

Шествие отправилось из дома Метелла в тот момент, когда звезда Vesper (Венера) показалась на небе. Во главе процессии шли шесть вольноотпущенников со свадебными факелами. Вслед затем новобрачные поместились по обеим сторонам Марции, матери молодой.

Эта последняя, стоя несколько позади, положила им руки на плечи, как бы подталкивая их друг к другу, и сказала дочери, чтобы она взяла правой рукой правую же руку мужа. Тогда три юноши, происшедшие от патрицианского брака, и притом такие, у которых еще живы родители, подошли к Метелле, надвинувшей покрывало до самых глаз, и притворно стали вырывать ее из объятий матери. Двое взяли ее за руки, а третий стал впереди с факелом из боярышника, чтобы предохранить новобрачную от порчи и дурного глаза. Перед ним поместились рабыня и молодой слуга; первая несла прялку с пряжей и веретено, второй — ивовую корзину с разными принадлежностями женского рукоделия.

Статуи четырех божеств, поставленные на носилки, открывали шествие. Это были: Jugatinus, бог ярма; Domiducus, который ведет женщину к дому ее мужа, Domitius, вводящий ее в дом, и Manturna, которая заставляет ее там оставаться.

Процессия двигалась при свете множества факелов из соснового дерева. Шествие было очень шумным и оживлялось «фесценнинами» — шутками очень вольного содержания, которые дети напевали в уши новобрачной. Было еще символическое восклицание — talassio, старинное слово, обозначавшее корзину для пряжи: этим восклицанием имелось в виду напомнить молодой ее обязанности пряхи. Женщины сопровождали этот крик легким ритмическим хлопанием в ладоши.

Как только кортеж прибыл в брачный дом, Фабий стал перед дверью и, обращаясь к Метелле, спросил ее: «Кто ты?» «Где ты будешь Гай, там я буду Гайя», — отвечала та в ознаменование того, что она готова разделять жизнь и судьбу своего мужа. Тогда один из трех друзей жениха предложил ей взять зажженный сосновый факел и воду; это делалось для очищения, а также в знак того, что она будет отныне делить воду и огонь со своим мужем. Новобрачная прикрепила к дверям шерстяные повязки — это значило, что она будет хорошей пряхой, — и помазала косяк свиным и волчьим салом для предотвращения колдовства. Потом ее подруги подняли ее, чтобы пронести в двери, так как было бы дурным знаком, если бы ее ноги коснулись порога. Молодой также должен выполнить символический обряд; он бросал детям орехи, как бы заявляя этим, что отказывается от всяких пустяков.

Когда Метелла вошла в атриум, ее посадили на шерстяную волну и вручили ключ — символ управления домом, которое будет ей вверено, а Фабий поднес ей на блюде несколько золотых монет. За этим последовал роскошный ужин. Женщины, которые были только один раз замужем, сидели с белыми венками на головах. Вечером старшие из них отвели Метеллу на брачное ложе. Едва она вступила в комнату, раздался хор юношей и девушек, певший свадебные песни под аккомпанемент флейты.

«Обитатель Геликонского холма, сын Венеры Урании, ты, который привлекаешь к супругу нежную деву, бог гименея, Гимен, Гимен, бог гименея.

Увенчай свое чело цветами и майораном; возьми flammeum, приди сюда, приветливое божество, приди в желтой сандалии на белой как снег ноге.

Увлеченный сегодняшним весельем, присоедини свой серебристый голос к нашей песне гименея; своей легкой стопой ударяй землю и взволнуй своей рукой пламя горящей сосны.

Призови в это жилище ту, которая должна здесь царить. Пусть она возгорится желанием к своему молодому мужу, пусть любовь увлечет ее душу, пусть обовьется она, как плющ обвивает вяз».

Хор юношей solo. «И вы также, чистые девы, для которых придет такой же день, повторяйте в такт: бог гименея, Гимен, Гимен, бог гименея» (Катулл).

Вскоре матроны вышли, и под звуки продолжавшегося пения новобрачный был введен к своей супруге.

На другой день происходила repotia у молодых — ужин, на котором новобрачная впервые исполняет обязанности хозяйки дома.

(Dezobry, Rome сш siecle d' Auguste, Lettre LVIII, Hachette).

0

3

Злоупотребление разводом

Знаменитый оратор Гортензий очень увлекся Катоном Младшим. Постоянно удивляясь ему, он стал его другом, неотлучным его спутником. Такое постоянное общение внушило ему страстное желание породниться с Катоном, и Гортензий не мог выдумать ничего лучшего как посватать его дочь Порцию, несмотря на то, что она была уже замужем за Бибулом, от которого имела двоих детей. Катон заметил на это, что Бибул вероятно не согласится расстаться со своей женой. «Но я могу ее отдать ему, если нужно, — возразил Гортензий, — как только она родит мне ребенка, и я таким образом теснее сближусь с тобой».

Так как Катон настаивал на своем отказе, то Гортензий стал просить у него его собственную жену. Это предложение было тем более странным, что Марция была беременна. Тем не менее, Катон не отвергнул совершенно этого предложения, он решил только предварительно посоветоваться со своим тестем Филиппом. Этот последний, по-видимому, имел такие же взгляды, как и его зять, и поэтому предоставил ему полную свободу действий. Тогда Катон уступил свою жену Гортензию и даже подписался под брачным контрактом.

Гортензий оставался ее супругом до конца своей жизни и, умирая, завещал ей свое громадное состояние. Но удивительнее всего то, что Катон снова женился на ней, когда истек срок ее вдовьего траура. По словам Плутарха, она решилась на новый брак ввиду того, что Катон собирался уехать в армию Помпея (дело было в начале гражданской войны), и ему нужно было иметь кого-нибудь для надзора за домом и дочерьми. В своем сочинении против Катона Цезарь резко нападает на него по этому поводу и обвиняет в том, что он из жадности к деньгам спекулировал браком. «Иначе, — говорит Цезарь, — зачем было уступать свою жену, если она ему самому была нужна? Если же не была нужна, зачем ее брать обратно? Жена была для него лишь приманкой для Гортензия: Катон дал ему свое жену молодой, чтобы получить обратно богатой».

Этот анекдот показывает, с какой легкостью разводились в Риме в конце республики. Зло это нисколько не уменьшилось в эпоху империи. «Восемь мужей в пять лет, — восклицает Ювенал, — вот самая подходящая эпитафия на могилу римской матроны!» «Отчего, — прибавляет он, — Серторий чувствует к Бибуле такую нежность? На самом деле он любил не свою жену, а ее тело. Пусть две-три морщины появятся на щеках Бибулы, пусть кожа ее станет сухой и дряблой и зубы потеряют свою эмаль, пусть глаза ее потускнеют от старости, тогда он ей скажет: „Укладывай свои вещи и убирайся, ты слишком много сморкаешься. Ну же, отправляйся, да поскорее: на твое место явится другая, у которой в носу меньше сырости"». Сенека выражается в том же смысле, как и Ювенал: «Какую женщину может теперь унизить развод, с тех пор, как известные и знатные матроны считают года уже не по консулам, а по числу своих мужей? Они разводятся, чтобы вступить в новый брак, и снова выходят замуж, чтобы опять развестись. Раньше боялись такого скандала, пока он еще случался редко, но с тех пор, как дня не проходит, чтобы не услышать о новом разводе, люди, постоянно слушая рассказы об этом, научились и сами поступать таким же образом».

0



Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно