Септимий Бассиан, старший сын Септимия Севера, был переименован отцом в Марка Аврелия Антонина, в историю вошел под именем Каракаллы по следующей причине: «Он получил прозвище Каракалла от названия спускающегося до пят одеяния, которое он раздавал народу. Раньше таких не было. Поэтому и доныне такие каракаллы называют антониновскими; они особенно распространены среди простого народа в Риме» (Элий Спартиан. Антонин Каракалла. IX).
О Каракалле и его брате Гете античные историки отзываются так: «В детстве Каракалла отличался мягкостью нрава и приветливостью. Но выйдя из детского возраста, он стал замкнутым, угрюмым и высокомерным» (Элий Спарт. Кар. I – II).
«Гета был красивым юношей с крутым нравом, но не бессовестный; он был скуп, занимался выяснением значения слов, был лакомкой, любил поесть и имел пристрастие к вину с различными приправами» (Элий Спартиан. Антонин Гета. IV).
с детства братья враждовали друг с другом. С годами эта вражда приобрела поистине патологический характер.
Когда в Британии скончался Септимий Север, «его сыновья, взрослые молодые люди, поспешили в Рим, ссорясь друг с другом уже в пути. Вместе они не останавливались и за одним столом не ели – слишком сильно было подозрение, что один брат успеет тайком отравить губительным ядом еду другого брата либо сам, либо подговорив слуг» (Геродиан. История императорской власти после Марка. IV, 1).
После торжественных похорон Септимия Севера в Риме его сыновья разделили императорский дворец пополам и «стали жить в нем оба, забив наглухо все проходы, которые были не на виду; только дверьми, ведущими на улицу и во двор, они пользовались свободно, причем каждый выставил свою стражу» (Гер. IV, 1).
Открыто ненавидя друг друга, «каждый делал все, что мог, лишь бы как-нибудь избавиться от брата и заполучить всю власть в свои руки» (Гер. IV, 3). Они задумали даже разделить Римскую империю на Запад и Восток.
«Большинство римлян склонялось на сторону Геты, потому что он производил впечатление человека порядочного: проявлял скромность и мягкость по отношению к лицам, обращавшимся к нему. Каракалла же во всем выказывал жестокость и раздражительность» (Гер. IV, 3).
«Они уже перепробовали все виды коварств, пытались договориться с виночерпиями и поварами, чтобы те подбросили другому какой-нибудь отравы. Но ничего у них не выходило, потому что каждый был начеку и очень остерегался. Наконец Каракалла не выдержал: подстрекаемый жаждой единовластия, он решил действовать мечом и убийством. Смертельно раненный Гета, облив кровью грудь матери, расстался с жизнью. А Каракалла, осуществив убийство, выскакивает из спальни и бежит через весь дворец, крича, что он едва спасся, избежав величайшей опасности» (Гер. IV, 4). Это случилось в феврале 212 г.
Каракалла бросился в преторианский лагерь. «За свое спасение и единовластие он пообещал выдать каждому воину по 2500 аттических драхм, а также увеличить в полтора раза получаемое ими довольствие. Он велел, разойдясь отсюда, сразу взять эти деньги из храмов и казнохранилищ, в один день безжалостно расточив все то, что Септимий Север восемнадцать лет копил и сохранял, причиняя несчастья другим» (Гер. IV, 4).
«Когда Каракалла убил Гету, то, боясь, что братоубийство покроет его позором, как тирана, и услыхав, что можно смягчить ужас этого преступления, если провозгласить брата божественным, говорят, сказал: «Пусть будет божественным, лишь бы не был живым!». Он причислил его к богам, и поэтому народная молва кое-как примирилась с братоубийцей» (Элий Спарт. Гет. II).
Каракалла свирепо расправился со всеми, кого можно было заподозрить в симпатиях к Гете. «Сенаторов, кто родовит, или побогаче, убивали по малейшему поводу, или вовсе без повода – достаточно было для этого объявить их приверженцами Геты» (Гер. IV, 6).
Вступив на путь террора, Каракалла разделался даже со своей женой Плавтиллой, которая была дочерью Марка Аврелия, в 205 г. ее отправили в ссылку, а в 212 г. убили.
В 212 г. Каракалла издал эдикт, согласно которому права римского гражданства получило за очень небольшим исключением все население Римской империи. Число налогоплательщиков таким образом значительно увеличилось.
Много времени Каракалла отдавал военной деятельности в Европе и на Востоке. Он был не столько разумным полководцем, сколько выносливым воином.
Каракалла был первым римским императором, на которого легла печать явной варваризации: «Всех германцев он расположил к себе и вступил с ними в дружбу. Часто, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежду, и его видели в плаще с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он накладывал себе светлые волосы и причесывал их по-германски. Варвары радовались, глядя на все это и любили его чрезвычайно. Римские воины тоже не могли нарадоваться на него, особенно благодаря тем прибавкам к жалованию, на которые он не скупился, а еще и потому, что он вел себя совсем как воин: первый копал, если нужно было копать рвы, навести мост через реку или насыпать вал, и вообще первым брался за всякое дело, требующее рук и физической силы» (Гер. IV, 7). Питался он простой воинской пищей и даже сам молол зерно, замешивал тесто и пек хлеб.
Не только по внешности, но и по духу  Каракалла был подлинным варваром. Он ревностно поклонялся египетской богине Изиде и построил в Риме ее храмы. «Вечно подозревая во всех заговорщиков, он непрестанно вопрошал оракулы, посылал повсюду за магами, звездочетами, гадателями по внутренностям жертвенных животных, так что не пропустил ни одного из тех, кто берется за такую ворожбу» (Гер. IV, 12).
8 апреля 217 г. Каракалла был убит Макрином, своим префектом претория.
Имя Каракаллы в Риме сохранили грандиозные термы, в которых одновременно могло мыться более 1600 человек. Термы Каракаллы, построенные в 212 – 216 гг., занимали большую территорию и представляли собой комплекс различных помещений для мытья и купания с горячей и холодной водой: при термах находились также библиотеки, площадки для спортивных упражнений и парк, внутри термы были отделаны мрамором и мозаикой.